Самая первая моя поездка в Париж случилась, когда Гриша учился то ли в первом, то ли во втором классе в начале февраля аккурат на студенческие каникулы. Теплым коллективом наших институтских преподавателей с Гришкой под мышкой мы ввалились в пустой ночной ШарльДеГолль полные радужных надежд: кто на шоппинг, а кто на глубинное проникновение в культуру. Про надежды я еще расскажу, а сегодня о лингвистике. Среди нас была очаровательная Люся, которая будучи замужем за англичанином, по полгода жила в Лондоне и уморительно прекрасно рассказывала нам о своих разносторонних впечатлениях о заморской жизни парижскими вечерами под неизменное красное вино и многочисленные сыры. Чаще всего мы обсуждали тонкие тонкости английского языка, ведомые только носителям. А как вы хотели, все поголовно преподаватели жеж. В тот вечер речь зашла о шотландском. Напомню, что Гриша был неотъемлемым атрибутом наших винных посиделок. Нет, вина не давали, давали много Лего, чтоб не приставал к тетям. Так вот, о шотландском. Они же все редуцируют, говорит Люся. Из дифтонга ай делают полузакрытый короткий э, от а крышечкой вообще практически ничего не остается. А теперь, попробуйте по-шотландски сказать "моя уточка" (my duck), покатывается со смеху наша Люся. Следующим днем стоим мы с Гришей на полупустой платформе парижской подземки, как вдруг с эскалатора скатывается толпа крепких дяденек в характерных килтах, что-то возбужденно обсуждая на своем, на шотландском. И вдруг мой ребенок, уверенно тыча в группу в килтах всей пятерней, звонко на все метро разражается: Мама, мама, смотри, мудак... Лингвистом будет, подумала мама...