Жизнь Информ Бюро

Lemanaris Tribal Customs

Все мы до одной известной даты жили за железным занавесом.
Теперь я думаю, что, если бы в занавесе была щель, я бы не увидела и сотой доли того, чего мне довелось увидеть благодаря своему знаменитому отчиму. Который сотрудник, историк, лекциевед и знаток.

Каждое лето мы помимо традиционных грибов-ягод-медведей и прочих радостей Гдовской области обязательно приобщались к каким-нибудь древностям и красотам средней полосы.

В тот год по плану был Великий Новгород.
Тут надо сделать лирическое отступление.

Отчим всегда в вояжи выдвигался с космической по тем временам техникой: никоны всякие, фильтры, объективы длиной с меня. Все это лежало в страшной болоньевой сумке а-ля «авоська на рынок», весило килотонны и при пожаре выносилось в первую очередь. Он снимал архитектурные объекты, фрески, иконы, пейзажи (когда-нибудь я напишу эссе про то, как выглядит на слайде гордый аист в полете)… А потом это превращалось в упоительные лекции о древнерусском искусстве, на которые темными московскими вечерами собирался практически весь бомонд.

Не помню уже за давностью лет, что мы должны были стратегически отснять в Новгороде, но хорошо помню Николу на Липне.

Никола на Липне – памятник начала 13 в, к которому никак, ну, никак не подобраться по суше. Он запрятался между Мстой и Волховом где-то по дороге к Ильменю. И нам жизненно необходима была лодка.
Теперь напрягаем все, что в нас может напрячься, и создаем визуальный ряд: июль, ориентировочно 1981 год, две белые женщины с московским отливом и странный бородатый человек в пенсне с тяжелой авоськой у подножия новгородского Кремля. Они хотят арендовать лодку с гребцами. Нет, не чтобы ловить рыбу. И даже не чтобы «Мотрю выгулять». А чтобы сплавать к какой-то, прости, Господи, церкве заброшенной.

Немногочисленные местные лодковладельцы шарахались от нас, как от прокаженных, и вяло слали в разных направлениях, где, видимо, по их мнению, было больше крепких плав средств и мужественных мастеров гребного спорта.
Отчаявшись, мы бесцельно бродили вдоль причала, как вдруг из-под сиденья какого-то сильно зачуханного каяка вынырнул слегка опухший Добрыня Никитич. Выслушав нас внимательно, взлохматив сильно неуверенной рукой пшеничную шевелюру, он энергично выудил из-под за-борта Илюшу Муромца, почти своего однояйцового близнеца той же степени опухлости. О чем то быстро пошептавшись и уточнив задание – к церкве? на лодчонке? по протокам? а зачем? чтобы чтооо? – объявили: 10 рублёв и поллитра. На самом деле они не верили, что эти московские идиоты дадут столько (напомню, шел 81 год) и уже было собрались пуститься в тОрги, как идиоты дали.

И мы поплыли.

Лодка шла вполне себе уверенно, дяденьки (хотя это мне 13летней соплюхе они казались дяденьками, на самом деле, им лет по 25 всего-то и было, наверное), неспешно утирая пот со лба, гребли. Набегали камыши, которыми сплошь проросли протоки Мсты. Тяжело кучерявились облака.

Как мы прыгали, снимая фрески, я рассказывать не буду. Скажу только, что процесс занял часа три, а наши молодцы к тому времени успели выспаться и заметно пободрели.

Когда наш беспарусный драккар встал на обратный путь, ребята, помявшись немного, затребовали магарыч.

- Да где ж мы вам, родимые, поллитру-то тут в плавнях сообразим?

- Не боись, москва. Снабжение у нас на уровне.

Расчет в тугриках произошел и лодчонка задвигалась ощутимо быстрее. Вдруг из-за камышиных зарослей вынырнул хвост какого-то деревянного суденышка. Быстрый обмен взглядами и звякающими предметами. Гребцы повеселели.

И тут их накрыло. Стыдно им стало. Что они такие веселые. А мы глупые и грустные. Давайте, говорят, мы вас настоящей ухой накормим? Ведь, поди, не едали настоящей-то, бедолаги.

Нам что. Уха, так уха. Заготовленные заботливой мамой куриные запчасти с крутыми яйцами, съеденные на травке под Николой, давно и бесследно куда-то провалились. Есть хотелось, правда.

А я девица была любопытная. А где, говорю, мы рыбу возьмем, ловить в Ильмень поедем? Новгородцы усмехнулись, молодецки свистнули и снова к нам причалил знакомый по закупкам поллитр «Утконос», сиречь поставщик разночинных товаров по протокам и изгибам Мсты.

В мгновение ока мы разжились ведром мелкой рыбки, ведром крупной рыбки. А казан, специи и разжижка для костра, это все знают, есть на каждой уважающей себя лодке.

Причалили мы к какому-то мини-островку и разлеглись живописно в ожидании.

А парни наши разрумяненные вдохновенно взялись за дело. Вот уже и костерок уютно потрескивает. И вода в казане побулькивает. Откуда вода? Так забортная.

Сначала варится мелкая рыбешка со всей требухой слегка обчищенная от ила и чешуи. Очень слегка. Потом эта мелочь выбрасывается. И наступает черед серьезной рыбы. Вот она чистится и разрезается на куски, причем крупные. Перец горошком, пару лаврушек. Картошка? Нет, не слышали. По-моему, была одна завалященькая луковичка. А, может, и не было ее, а моя память чудит. Но точно помню, что за пару минут до окончания готовки, наш Муромец плеснул в уху стакан водки. Мама онемела. Ребенок, то есть я, взбодрился. Отчим смотрел в тот момент на проплывающие мимо облака. Пока мама не знала, что сказать, ребенок очень авторитетно заявил: Что это все, конечно, хорошо, но, что за уха без топора. Молодец ни на минуту не стушевался. Выудил из штанов перочинный нож и с размаху плюхнул его в бульон.

А потом мы сидели вокруг затухающего костра, хлебали по очереди деревянными ложками из котелка юшку и наслаждались свежайшей рыбьей плотью, поданной нашим вихроухим похмельным шефом на огромных лопуховых листьях.

Я никогда в жизни больше не едала такой вкусной ухи. Хотя пробовала ее в разных местах мира и самых специальных ресторанах.
Сейчас я думаю, что дело в перочинном ноже.